Надежда Алексеевна Талеева
Анастасия Яконюк. Надежда Талеева из Ненецкого округа всю жизнь кочует по тундре с оленями и чумом, ведет хозяйство, воспитывает детей и старается соблюдать заветы предков. О правилах жизни в чуме, шаманах и духах здешних мест, а также о размере приданого за тундровую невесту и «ненецких памперсах» она рассказала корреспонденту РИА Новости.
Метод «кнута и пряника»
Несколько раз в год Надежда Алексеевна выбирается из мест кочевий на «большую землю»: ее дети – Настя (12 лет), Таня (11 лет) и Алеша (10 лет) учатся в интернате Нарьян-Мара. Билет на вертолет туда-обратно обходится примерно в 14 тысяч рублей, но на поездках к детям Надежда не экономит – учебный год длится долго, воспоминания о собственном детстве в интернате не всегда радужные, да и без детей в тундре она скучает, хотя и жалуется: «Непослушные они у меня».
Воспитатель интерната Алевтина Алексеевна всплескивает руками: таких детей еще поискать – добрые, отзывчивые, тихие и чистые душой. Она признается: «тундровые» дети очень отличаются от городских сверстников, прежде всего, скромностью и воспитанностью. Свой метод воспитания Надежда Алексеевна описывает коротко и емко: «кнутом и пряником». За всю жизнь ей пришлось растить не только собственных детей, но и пятерых братьев и сестер.
Она вспоминает, что до восьми лет ее мир ограничивался чумом и пастбищем, родителями и оленями. Телевизоров и телефонов в то время у оленеводов не было, в поселках дети бывали редко. Так что, когда вертолет с первоклассниками приземлился в Каратайке, для маленькой Нади началась совсем другая жизнь.
«Психологически было очень плохо, с детства отрывают от родителей, привычного уклада жизни. В восемь лет меня оставили в интернате с незнакомыми людьми, я не владела русским языком. Я целый месяц привыкала к интернату, со мной не могли справиться, я плакала, и плакала, и плакала. Даже ночью убегала из интерната, выходила на берег реки Каратайки и плакала – темно, собаки воют, дождь моросит», — вспоминает Надежда Алексеевна.
Сегодня она говорит, что сама не знает, как выучила русский, помнит только, что очень быстро: ненецкий в интернате был под запретом. Надя строила планы, мечтала о высшем образовании, но, когда ей исполнилось 17 лет, умерла мать, и ей, старшей дочери в семье, пришлось вернуться в тундру и взять на себя заботу об отце, пяти братьях и сестрах.
«Говорили, что он в тундре искал себе невесту, которая могла бы вести хозяйство. Познакомились, сошлись. Правда, в начале друг друга не понимали – говор был разный. Потом приспособились. У ненцев ведь как: девушку сватают, стараются найти такую, чтоб в семье больше оленей было, «пустых» девочек не берут – невыгодно. Выкуп за невесту – около 350 тысяч рублей», — рассказывает Надежда.
Правда, оговаривается: сегодня девушки могут выскочить замуж за того, кого хотят, но уж тогда приданого от родителей не жди. Ей же самой главная семейная мудрость досталась от бабушки, которая говорила: «Замуж выйдешь – острые углы обходи». Этот наказ Надежда Алексеевна старается выполнять, хотя бывает, что приходится мужа переубеждать.
«Он у меня неграмотный, детей в интернат отдавать не хотел, говорил: «Я без образования как-то живу, и они проживут». Но как сейчас без образования-то? Я своих детей тяжело отправляла, но у них по сравнению со мной было представление о другой жизни – у нас есть телевизор, возили их в поселок, они представляли, что такое дом, люди, им легче», — Надежда рассказывает, что и сегодня можно встретить семьи, которые детей в школу не отдают или забирают после четвертого класса – в тундре каждая пара рук на счету.
«Иногда накатывало отчаяние, приходилось вставать в четыре утра, не высыпалась ужасно, но очень помогал муж – он хотел детей, после двух девочек ему обязательно нужен был мальчик. Я молилась, и родился Алеша. В тундре с малышами трудно. Например, памперсы у нас обычные были, но «ненецкие» лучше – сухой олений мох, от него аллергии не бывает, запаха нет, натуральный материал», — поясняет многодетная мама.
Впрочем, в ее семье детей еще мало, в других бывает по 8-10 малышей, и с семи лет и мальчики, и девочки становятся полноценными помощниками родителям. «Тундровая жизнь – не для ленивых. У нас подъем часов в семь, надо сразу печь топить, завтрак, помывка, стирка, готовка, уборка. Еду собакам надо – у нас их шесть штук, дрова, вода, ремонт одежды, выделка шкур – все на нас», — перечисляет хозяйка чума.
Чумработницы и сегодня ведут хозяйство во многом так, как это делали их бабушки, и те бытовые операции, которые в городских условиях давно автоматизированы, в тундре по-прежнему требуют крепких и ловких рук, смекалки и особых секретов, передающихся из поколения в поколение.
Выделка шкур – одна из самых экзотических с точки зрения горожанки операций. После того, как с оленя снимается шкура, с внутренней стороны необходимо счистить мездру – Надежда Алексеевна использует для этого чайную заварку – выкладывает ее на шкуре, выдерживает, а потом скребком снимает мездру, подсыпая пшеничную муку. И так несколько раз – если не отвлекаться, за день можно четыре шкуры обработать. Дети – на подхвате.
«Если мягко воспитывать – ничего путного не выйдет. Муж не наказывает, у него сердце доброе. И мы работаем, и они – у всех свои трудовые обязанности. Тундровая жизнь не как в городе, надо постоянно помогать родителям. Настя с папой ездит на оленях, на снегоходе на рыбалку, на охоту, дрова заготавливать. А Таня на кухне помогает по хозяйству», — Надежда Алексеевна листает в смартфоне фотографии – вот их чум, вот олени, нарты, снегоходы и собаки. А вот Таня зайца поймала. На вопрос «Как это, зайца поймала?» — недоуменно пожимает плечами: «Побежала да поймала».
И все же помимо ценностей материальных, в каждой семье стараются сохранять ценности духовные, нематериальное наследие предков. Ненцы придают большое значение сохранению сложившихся устоев и традиций, верований и правил. Чум по-прежнему делится на мужскую и женскую части, и женщина никогда не положит свои вещи на мужскую половину или мужские нарты, не зайдет на пространство за печкой — табу.
«Мы все соблюдаем. Ненцы – язычники, хотя в России православная вера, мы и в своих богов верим. Если не соблюдать веками сложившие устои, получится, что потеряется связь, ты не будешь чувствовать себя ненцем – это взаимосвязь с природой – дух неба, солнца, воды, земли. Мы люди современные, но живя в тундре, не можем эти правила нарушать», — говорит Надежда Алексеевна.
Она добавляет, что свой дух есть у каждой речки или озера, хотя современному человеку это может показаться нелепым. В тундре нельзя мусорить, громко кричать, даже у северного сияния в тундре есть особый – сакральный смысл. «Северное сияние имеет для нас магическую силу, оно помогает, и нельзя, чтобы играло понапрасну. Может, кому-то смешно, но нельзя свистеть, беспокоить его. Я на себе испытывала – если не беспокоить, иметь с ним связь, оно помогает», — уверена Надежда Талеева.
Вспоминает она и о встречах с шаманами, которых и сегодня можно отыскать в тундре. Надежда Алексеевна не сомневается – есть у этих людей особые способности, и потому многие их побаиваются, стараются обходиться почтительно и понапрасну не беспокоить.
«Вот у нас шаман Володя был. Как-то потерялось 300 голов оленей, искали-искали неделю – не нашли. У него спросили, он на руку посмотрел и показывает: вот тут, в 30 километрах на песке лежат. Поехали и нашли. Было такое: пурга, метель, темно, а оленеводы наши не едут. Мы волновались, а Володя опять на руку глянул и говорит – через 15 минут будут. Так и случилось», — Надежда признается, что от предсказаний шамана у нее самой волосы часто дыбом встают. Он и дождь может остановить, и болезни вылечить, и мысли читать.
Погостив у детей в интернате, Надежда Талеева собирается в обратный путь – в тундре ждет муж, хозяйство и олени – 2 тысячи голов на три семьи. Как сложится ее жизнь дальше – она не задумывается или не хочет говорить. Признается только, что не желала бы дочкам трудной судьбы чумработницы, пусть получают образование и профессию, а вот Алеше придется вернуться в тундру – кому-то нужно будет взять родительское хозяйство в свои руки.
Таня и Настя Ледковы
